Невыполнимая миссия в Сомали - Страница 46

Абшир покачал головой и выпалил.

– Нет, товарищ Горький.

– Что, русский с коптильни? – изумленно переспросил Абди.

– Да-да, – подтвердил Абшир, – это советский офицер.

Абди все фиксировал в памяти. Охваченный приступом недержания речи, партийный руководитель продолжал, как бы оправдываясь:

– Раньше был другой советский, хороший. Он выучил наш язык, потом они прислали этого из Могадишо, неделю назад, на замену. Он ничего не понимает в рыбной ловле, однако он – директор коптильни. Он подолгу закрывается в кабинете и запрещает обращаться к нему или фотографировать его. Единственные, с кем он разговаривает, – это люди из террористической группы.

– Ты должен помочь нам освободить заложников, – сказал Абди. -Сегодня же ночью.

Не может быть и речи о том, чтобы заявляться с Абширом днем, -слишком очевидны следы пыток. У местного лидера мог появиться соблазн привлечь на свою сторону население.

Но Абшир покачал головой, снова задрожав.

– Это исключено, – сказал он. – Ночью они никому не открывают, не только мне. Это приказ русского. Он даже им сказал, что если сам их позовет, они не должны открывать. Он не хочет ни малейшего риска. Особенно после инцидента с кочевником, которого застукали, когда он бродил по заводу. Рабочим сказали, что это был вор, но все хорошо знают, что красть там нечего...

– Рука в чане была его?

– Это идея Горького. Он хотел испытать иностранного джаале. С самого начала он ему не доверяет. Из-за одежды. Он говорит, что никогда не видел такой одежды на коммунисте. Но я ему не сказал ничего из того, что сообщила Саида. Клянусь Аллахом.

– Я думал, что ты уже неверующий, – объявил Абди. И уже серьезно продолжил: – Разумеется, способ добраться до заложников есть. Я хочу освободить их. И ты мне подскажешь – как.

Абшир застонал:

– Нет, нет. Там всего одна дверь. С засовами. Окна нет. Только слуховое, с решеткой, до него не достать. Двадцать на двадцать сантиметров. Нельзя даже бросить гранату. Я все осмотрел с Хасаном в первый день. Они очень предусмотрительны.

Абди нахмурился:

– Как можно добраться до этого окна?

– Сзади есть приставная лестница, чтобы залезать на крышу. Но вы ничего не увидите и ничего не сможете сделать. У них приказ: при малейшей опасности убить заложников. Они сделают это. Так Хасан сказал.

– Днем охранники, конечно, сменяются, – настойчиво продолжал выспрашивать Абди.

– Конечно, по двое. В коридоре дежурит один человек. Остальные трое -внутри. У них шифр, который каждый день меняется... Теперь отпусти меня, -взмолился Абшир, – я все тебе сказал. Я не расскажу о тебе, клянусь. Мне больно!

Его голос звучал фальшиво, как надтреснутый колокол.

– Не убивай меня, – простонал он. – У меня семья... Я никогда не делал ничего плохого...

Очередной пинок Абди сопровождался пронзительным воплем.

– Подлый коммунист! Неверующий! Аллах тебя покарает! – в ярости крикнул старый сомалиец.

Абшир, корчась от боли, жалобно причитал. Абди наблюдал за ним. Может быть, сомалиец сказал не все?

– Твой друг Хасан не говорил, что сделают с заложниками?

– Да-да, – забормотал Абшир. – Их должны вернуть в Могадишо, как только американцы согласятся на условия ФОПС. Их выпустят на свободу.

– А если американцы не согласятся? – спросил Абди.

Абшир не ответил.

Абди снова дал ему пинка, от которого кактусовая колючка вошла в живот бедняги сантиметра на три.

– Отвечай, собака!

Шофер скорее догадался, чем услышал: «Они должны быть казнены».

– Как?

– Хасан сказал, что их отвезут на рыбную ловлю... Ничего другого я не знаю, клянусь.

Абди размышлял. «На рыбную ловлю.» Значит, заложников убьют или бросят на корм акулам в океане, чтобы никогда не нашли их тела. Вот почему террористы выбрали такое укромное место.

Стояла тишина, ее нарушало лишь посвистывание теплого ветра в зарослях да стоны полумертвого от страха Абшира. Абди шагнул к нему, и тот вскрикнул, съежившись в позе зародыша.

– Нет, не... Я скажу тебе еще кое-что.

– Что? – спросил Абди.

Абшир поднял голову.

– Ты не убьешь меня, если я скажу, почему советские товарищи похитили американцев?

– Нет, я не убью тебя, – вежливо сказал Абди. – Нет. Если скажешь мне все.

– Это русские все устроили, – тихо проговорил Абшир. – Хасан мне это сказал. Они хотят, чтобы американцы ушли из Сомали.

– Почему? – спросил Абди.

– Из-за кубинцев, – шепнул Абшир.

– Кубинцев? – недоверчиво переспросил Абди.

– Кубинцы помогут нам завоевать Французский Берег Сомали, – уточнил Абди в передышке между двумя стонами. – Они прибывают по ночам на больших самолетах. Русские не хотят, чтобы американцы их видели.

– Ах, так!

Абди не совсем понимал, какое отношение кубинцы могут иметь к заложникам.

– Здесь есть кубинцы? – спросил он.

– Нет-нет, – заторопился Абшир. – Они на островах Барджуни, на юге, чтобы их никто не видел.

Он умолк, переводя дыхание. Абди сел на корточки рядом с ним, чтобы лучше слышать. Он подумывал уже, что надо кончать эту бодягу и что Абшир чересчур болтлив. Сам по природе молчаливый, он никогда не любил людей, которые слишком много говорят.

– Живот, – неожиданно сказал Абди. – Мой живот...

– Подожди, скоро будет лучше, – пообещал Абди.

Он наклонился над раненым... Раздался влажный шум, отвратительный, негромкий, только подчеркнувший тишину.

Абшир открыл рот, чтобы взвыть, но издал только животное урчание. С разрезанным до позвонков горлом он умер через несколько секунд, вонзив ногти в ладони. Абди вытер бритву о брюки, положил в карман и пошел укладывать на место паяльную лампу. Двадцать лет он профессионально занимался охотой и разделкой туш убитых животных... Его чувствительность притупилась. Он стольких млекопитающих лишил жизни, одним больше, одним меньше...